Но мои коллеги и я сам в 1937 году не разоружали конвой и не проламывали ему голову прикладами. Что же мы были все подлецами и трусами? Некоторые ими были, но основная масса, в особенности бывшие члены партии, были людьми, которые в фашистских лагерях немедленно организовали бы подпольное движение сопротивления и если бы и погибли, то как революционеры. Почему же такая жалкая смерть - "в одном валенке"? Это финиш, конец пути, в начале которого лежали страх перед арестом, публичные разоблачения вчерашних друзей, побои при следствии, подлые лживые показания на себя и на товарищей, стремление уже там, за страшной чертой, по ту сторону советской жизни, показать, что я свой, что сижу по недоразумению, и так до последнего окрика и последнего удара.
Были исключения, были люди понимавшие ход истории и шедшие навстречу гибели с поднятой головой, но и те не смогли переступить черту вооруженного сопротивления против своей власти. Я имею в виду людей, которые считали 1937 год государственным переворотом, заменившим весь аппарат управления страной, как партийный, так и советский, военный и хозяйственный. По их мнению, вместо ленинской партии, бывшей союзом единомышленников, возникла партия, ставшая аппаратом для осуществления воли вождя, и основным критерием партийности стала личная преданность вождю.
Л. Фейхтвангер в своей книге "Москва 1937", понял психологию людей той эпохи, описав процесс Пятакова и Радека, и подчеркнув своеобразное сотрудничество подсудимых и прокуратуры. Мне могут сказать, что людьми двигала вера в справедливость, вера в то, что "братья меч вам отдадут", что растает под солнцем правды темная ночь сталинской диктатуры, и будет все "как при Ленине".
Действительно, многие так думали, и я сам наивно считал, что все дело в Сталине, вот он умрет или его кто-нибудь убьет, и сразу все станет на свое место. С такой идеологией за винтовку не схватишься; таким образом, с одной стороны я видел чудовищный распад человеческой личности, с другой, глубокую, чистую в своей основе веру в справедливость социалистического строя и в конечное торжество правды. Вот переплетением в наших умах этих двух начал и можно объяснить казалось бы необъяснимое поведение обреченных людей в 1937 и в 1938 гг.
***
Многие фронтовики рассказывают о страшной злобе и жестокости штрафников, прибывших из лагерей. Один из моих друзей очень любил вспоминать, как на их позиции прислали штрафников после трех неудачных штурмов укрепленной высоты, занятой сильным немецким гарнизоном. Штрафники потребовали убрать "лягавых", т.е. уполномоченных особого отдела, и дать ножи. Им привезли машину японских ножевых штыков, и они без артподготовки, внезапной атакой на рассвете, взяли высоту.
Чтоб показать свою преданность, они отрезали немцам головы, несли их за волосы и кидали их под ноги командиру полка. Вот после гаранинского произвола, уцелевшие были все в той или иной степени вояками и стали идеальным материалом для войны. Но на фронт они не попали, а зря, лагерную злобу можно было опрокинуть на немцев и у политических.
На фронт взяли только несколько генералов, а вся огромная масса репрессированных в 1937 году командиров так и сгнила на Колыме".
Из книги: Яроцкий Алексей. Золотая Колыма. Воспоминания А.С. Яроцкого о Колыме в литературном контексте / вступ. ст. Н.М. Малыгиной; подг. текста Н.М. Малыгиной, Л.Н. Анпиловой, Т.И. Исаевой ; коммент. Н.М. Малыгиной. — СПб.: Нестор-История, 2021. — 372 с., ил.
Аннотация: Впервые «Золотая Колыма» А.С. Яроцкого печатается без сокращений по машинописи с авторской правкой из архива наследников мемуариста. Инженер-экономист центрального вагонного управления наркомата путей сообщения А.С. Яроцкий работал под непосредственным руководством Л.М. Кагановича и был арестован 10 ноября 1935 г. по сфальсифицированному делу «предельщиков». Пять месяцев содержался в одиночной камере внутренней тюрьмы Лубянки, был приговорен к пяти годам заключения в ИТЛ Колымы. Работал забойщиком на золотых приисках. В 1937 г. был вызван на повторное следствие в Москву, через год возвратился на Колыму, стал доходягой в период гаранинского произвола. Освободился в ноябре 1940 г., работал главным бухгалтером в больнице поселка Дебин на Колыме в одно время с В.Т. Шаламовым.
На фото: А.С. Яроцкий до ареста.
Подписывайтесь на мой телеграм-канал: https://t.me/podosokorsky
Были исключения, были люди понимавшие ход истории и шедшие навстречу гибели с поднятой головой, но и те не смогли переступить черту вооруженного сопротивления против своей власти. Я имею в виду людей, которые считали 1937 год государственным переворотом, заменившим весь аппарат управления страной, как партийный, так и советский, военный и хозяйственный. По их мнению, вместо ленинской партии, бывшей союзом единомышленников, возникла партия, ставшая аппаратом для осуществления воли вождя, и основным критерием партийности стала личная преданность вождю.
Л. Фейхтвангер в своей книге "Москва 1937", понял психологию людей той эпохи, описав процесс Пятакова и Радека, и подчеркнув своеобразное сотрудничество подсудимых и прокуратуры. Мне могут сказать, что людьми двигала вера в справедливость, вера в то, что "братья меч вам отдадут", что растает под солнцем правды темная ночь сталинской диктатуры, и будет все "как при Ленине".
Действительно, многие так думали, и я сам наивно считал, что все дело в Сталине, вот он умрет или его кто-нибудь убьет, и сразу все станет на свое место. С такой идеологией за винтовку не схватишься; таким образом, с одной стороны я видел чудовищный распад человеческой личности, с другой, глубокую, чистую в своей основе веру в справедливость социалистического строя и в конечное торжество правды. Вот переплетением в наших умах этих двух начал и можно объяснить казалось бы необъяснимое поведение обреченных людей в 1937 и в 1938 гг.
***
Многие фронтовики рассказывают о страшной злобе и жестокости штрафников, прибывших из лагерей. Один из моих друзей очень любил вспоминать, как на их позиции прислали штрафников после трех неудачных штурмов укрепленной высоты, занятой сильным немецким гарнизоном. Штрафники потребовали убрать "лягавых", т.е. уполномоченных особого отдела, и дать ножи. Им привезли машину японских ножевых штыков, и они без артподготовки, внезапной атакой на рассвете, взяли высоту.
Чтоб показать свою преданность, они отрезали немцам головы, несли их за волосы и кидали их под ноги командиру полка. Вот после гаранинского произвола, уцелевшие были все в той или иной степени вояками и стали идеальным материалом для войны. Но на фронт они не попали, а зря, лагерную злобу можно было опрокинуть на немцев и у политических.
На фронт взяли только несколько генералов, а вся огромная масса репрессированных в 1937 году командиров так и сгнила на Колыме".
Из книги: Яроцкий Алексей. Золотая Колыма. Воспоминания А.С. Яроцкого о Колыме в литературном контексте / вступ. ст. Н.М. Малыгиной; подг. текста Н.М. Малыгиной, Л.Н. Анпиловой, Т.И. Исаевой ; коммент. Н.М. Малыгиной. — СПб.: Нестор-История, 2021. — 372 с., ил.
Аннотация: Впервые «Золотая Колыма» А.С. Яроцкого печатается без сокращений по машинописи с авторской правкой из архива наследников мемуариста. Инженер-экономист центрального вагонного управления наркомата путей сообщения А.С. Яроцкий работал под непосредственным руководством Л.М. Кагановича и был арестован 10 ноября 1935 г. по сфальсифицированному делу «предельщиков». Пять месяцев содержался в одиночной камере внутренней тюрьмы Лубянки, был приговорен к пяти годам заключения в ИТЛ Колымы. Работал забойщиком на золотых приисках. В 1937 г. был вызван на повторное следствие в Москву, через год возвратился на Колыму, стал доходягой в период гаранинского произвола. Освободился в ноябре 1940 г., работал главным бухгалтером в больнице поселка Дебин на Колыме в одно время с В.Т. Шаламовым.
На фото: А.С. Яроцкий до ареста.
Подписывайтесь на мой телеграм-канал: https://t.me/podosokorsky